Корреспондент: Что ждет Крым после референдума 16 марта?
На центральных улицах и в гостиницах Симферополя количество иностранных журналистов зашкаливает — кажется, сюда съехались репортеры из всех стран.
Внимание мира приковано к референдуму 16 марта, на котором крымчанам предстоит определиться, хотят ли они видеть Крым в составе России. И сторонники и противники референдума считают его результаты предрешенными, тем не менее полуостров замер в ожидании: все понимают, что голосование — это лишь начало истории.
Проводник поезда Киев — Симферополь еще до отправления из столицы рисует мрачные перспективы.
“Недавно в масках и с дубинками заходили в поезда, каждое купе проверяли, — рассказывает он. — Сейчас только на перронах проверяют. Журналистов точно не пустят — только с крымской пропиской”.
Утренние пейзажи за окном подтверждают опасения. На дорогах — бронетехника, баррикады и вооруженные люди в камуфляже, на каждой станции — отряды “дружинников”, суровых мужчин с ленточками цветов российского флага.
Такие же “дружинники” в изобилии снуют по перрону симферопольского вокзала. Двое мужчин с побитыми лицами “шмонают” наши сумки. Деньги мы на всякий случай спрятали в стельках ботинок, в журналистской профессии не признаемся, но массивную технику фотокора не скроешь. Критерии проведения фейс-контроля непонятны: охранники могут “тормознуть” гламурную девушку на шпильках или оставить без внимания группу парней спортивной внешности.
Для нас все обошлось, и мы словно попадаем в другой мир: на улицах Симферополя идет обычная размеренная жизнь. Таксисты навязчиво зазывают клиентов, торговцы сушеной рыбой раскладывают свой товар. Ситуация напоминает Киев в январе: мятежный Майдан — четко ограниченное пространство, а на Троещине или Оболони даже и не скажешь, что в городе идет революция.
И все-таки это не тот Симферополь, которым его привыкли видеть отдыхающие. Украинскую воинскую часть недалеко от вокзала блокируют военные без опознавательных знаков. Украинские солдаты, в свою очередь, сложили у ворот мешки с песком и ходят по территории с автоматами.
Иногда встречаются колонны по 10-20 человек, идущие по дорогам и размахивающие российскими и георгиевскими флагами. Возле здания Верховного совета АРК стоят несколько групп казаков и еще каких-то людей в непонятной униформе. На контакт никто из них не идет.
Из уличных репродукторов несутся призывы прийти на референдум и проголосовать за присоединение к России, к этому же склоняют многочисленные плакаты и билборды. По прогнозам председателя Верховного совета Владимира Константинова, за переход полуострова под российский триколор проголосуют 80% избирателей.
У Валерии Русаковой, студентки Таврийского национального университета, одного из крупнейших вузов Крыма, своя статистика.
“У нас в группе 50% за Россию, 50% за Украину, — говорит Русакова. — Лично я думаю, что Украина едина и мы должны остаться в ее составе. Но я не стараюсь никого убеждать, это бесполезно”.
В разговоре с Корреспондентом девушка специально демонстрирует знание украинского — в нынешнем Крыму это отважный поступок. Наши телефонные разговоры на украинском с киевскими родственниками всякий раз привлекали десятки настороженных взглядов, будь то в кафе или в рейсовом автобусе.
Присоединение к России тут считают свершившимся фактом — на местных телеканалах ее называют “нашей страной”, а чиновники рассказывают о нюансах новой жизни. К примеру, на пресс-конференции во вторник Константинов призвал крымчан не пугаться отключения полуострова от днепровской воды: резервуары полуострова полны, а если что, Россия поможет.
Киев “сосет лапу”
Самая обсуждаемая тема — воскресный референдум, хотя в его итогах никто не сомневается.
“Референдум проводится тогда, когда на дорогах Крыма находятся вооруженные войска и военная техника чужого государства!” — возмущается глава Меджлиса крымских татар Рефат Чубаров.
Больше всего вопросов — к срокам подготовки.
“В 2000 году подготовка к референдуму по расширению полномочий парламента заняла почти год, — отмечает крымский политолог Дмитрий Омельчук. — Но чтобы референдум проводили в такие суперсжатые сроки, за две недели, — это вне правового поля”.
Глава крымского отделения Комитета избирателей Украины Андрей Крисько напоминает, что Центризбирком закрыл свои реестры избирателей для крымской власти.
“Вероятнее всего, органы местного самоуправления будут пользоваться старыми базами данных, в которых присутствуют мертвые души, опечатки, — говорит Крисько. — У крымских избирателей будет всего один день, чтобы проверить себя в этих списках”.
Председатель избирательной комиссии Севастополя Валерий Медведев признает: референдум действительно готовился в спешке, но теперь опасаться нечего. Горсовет выделил на проведение плебисцита 1,290 млн грн., участки будут работать с 8:00 до 20:00, а голосовать можно не только по паспорту, но и по водительским правам.
Если же избиратель не обнаружит себя в списке, его внесут в реестр на месте. По словам Медведева, это вынужденная мера: по квартирам крымчан ходят неизвестные лица и рвут их паспорта. Этот факт подтвердил и Чубаров.
Заодно Медведев прямо на пресс-конференции призвал горожан проголосовать за объединение с Россией. На вопрос Корреспондента об открытой агитации чиновник ответил: “Я не стесняюсь своих взглядов. Я за Россию и не боюсь это сказать”.
Большинство крымских татар и других сторонников Украины референдум намерены бойкотировать.
Еще одна обсуждаемая тема — критика украинской политики на полуострове. Здесь мнения сторонников и противников России практически совпадают: Украина долго игнорировала проблемы Крыма, вот и пожинает плоды.
“Крымчане ощутили на себе полную беспомощность нынешней украинской власти. С момента объявления референдума нет ни одного решительного шага. Киев раздает указы и распоряжения об арестах, а реальных действий нет”, — констатирует Омельчук.
Он отмечает, что Крым всегда рассматривался Украиной как второстепенный регион.
А Чубаров сетует, что крымские татары не обзавелись своим лобби в Кремле.
“Мы всегда полагались на собственное государство, на естественные межгосударственные механизмы, которые позволяют эти дискуссии решать в рамках международного права”, — поясняет глава Меджлиса.
Гораздо жестче в выражениях солдаты и офицеры из украинской воинской части в Севастополе. Она находится в центре города, на ул. Мокроусова, но ее никто не блокирует.
“Мы местные, мы тут родились и выросли. Обидно, что Киев нас бросил, — говорит офицер, отказавшийся представиться. — Почему бы сюда не перебросить десантуру из Днепра или Львова?”
Александр, продающий сувениры на набережной, тоже не сдерживает эмоций.
“Вы сами виноваты — мы хотели быть в составе Украины! — восклицает торговец. По его мнению, Украина развязала конфликт отменой “языкового” закона. — И потом, Украина нас предала! Если к нам ввели иностранные войска, так боритесь за нас! А то они топчут украинскую землю, а Киев сосет лапу”.
Президент Петр Первый
Севастополь выглядит еще более спокойным, чем Симферополь. Рутину разбавляют разве что российские Тигры с пулеметчиками и буксиры, которые на ночь натягивают трос поперек Севастоольской бухты, блокируя украинские корабли.
Возле дома офицеров ЧФ РФ организован “пункт самообороны”, куда бабушки сносят горячую еду. Общаться с прессой они категорически отказываются — только после письменного разрешения горсовета. В горсовете разрешения нам не дают: мол, украинская пресса себя дискредитировала, ей тут никто не верит.
Старшее поколение горячо поддерживает Россию.
“Только к России! Крым никогда не был украинским, — заявляет пенсионер Виктор Капустник в шапке-петушке с российским триколором. Особенно его раздражают украинские президенты, причем все. — Я их и президентами назвать не могу. Настоящий президент — это типа Петра Первого, Кутузова, Суворова”.
Его сын Андрей, правда, не разделяет оптимизм отца. “Страна поменяется, а бардак останется”, — уверен он.
Боязнь неопределенности — пожалуй, главное чувство, которое испытывают крымчане.
“Я люблю Россию, но очень не люблю перемены, — философски отмечает инвалид Владимир Сидоров. Происходящее в Крыму его ничуть не удивляет. — Этого стоило ожидать: у нас русскоязычное население, и мы всегда к этому стремились. Я сам к России очень хорошо отношусь, и к [президенту РФ Владимиру] Путину тоже”.
Но иллюзий о сладкой жизни он не питает: мол, если пенсии и повысят, то цены подскочат.
Сторонники Украины еще более пессимистичны.
“Я не знаю, что делать, — говорит Русакова. — Может, уехать в Киев или в Европу. Я люблю Россию, но почему я, украинка, должна жить в чужой стране?”.
Покинуть Крым в случае этнических преследований намерена и симферопольская студентка Фатма, крымская татарка. “Мой одногруппник вступил народную дружину и говорит, что после 16 марта они с нами, предателями, разберутся”, — говорит она.
Работников туристической индустрии волнуют более практические вопросы.
“Многие не закупают товар, выжидают”, — рассказывает хозяин сувенирной лавки в Севастополе Асман Асманов.
Организатор морских экскурсий Вера по прозвищу Морячка видит и другую проблему.
“В Украине цены были намного ниже, чем в России, и русские здесь чувствовали себя богатыми, — говорит она. — Теперь цены сравняются, и российским туристам будет не так интересно”.
А пока Морячка за 350 грн. организовывает иностранным журналистам морские прогулки по Севастопольской бухте с подходом к кораблям Черноморского флота двух стран. Неплохо идут и российские флажки с портретами Путина и премьера РФ Дмитрия Медведева по 7 грн.
“Мы не хотим эскалации конфликта”: Пять вопросов Рефату Чубарову, главе Меджлиса крымских татар
— Как вы будете защищать крымских татар?
— Сегодня с одной стороны есть вооруженные люди, а с другой — все население Крыма, в том числе и крымские татары. Это безоружные люди. Поэтому наша главная задача сейчас исключить любые провокации, которые могут привести к широкомасштабным столкновениям, будь то мирных людей с военными или, не дай бог, межэтнические или межрелигиозные конфликты. Пока нам удается избегать таких провокаций. Но так долго продолжаться не может, и поэтому единственная защита, которую мы сегодня видим, — это более активные действия международного сообщества. Ведущие государства, особенно гаранты независимости Украины (Великобритания, США — участники Будапештского меморандума), а также все члены ядерного клуба должны предпринимать более активные действия, чтобы остановить дальнейшую эскалацию.
— Какие действия могут быть предприняты международным сообществом?
— Санкции не введены в полной мере — блокирование всех счетов, активов. XX столетие показало, что потакание агрессору — это большее несчастье. Судеты, Балтика, потом Вторая мировая война. Казалось, что мелкими уступками можно остановить большое несчастье, но этого не случилось. Через несколько дней состоится заседание ЕС, и мы ожидаем, что там будут утверждены самые жесткие санкции.
— Что вы планируете предпринять после референдума 16 марта?
— Я не знаю в мире государств, которые признают результаты этого референдума. Разве что две-три страны, не исповедующие приоритет международного права. Разумеется, люди будут жить при всех условиях и при любых режимах. Но мир тогда должен согласиться с тем, что в XXI веке можно поставить миллионы людей в условия выбора, который им нежелателен. Если же вы хотите услышать от меня, что крымские татары будут переходить к более активным действиям, я скажу нет.
— То есть крымские татары не готовы к силовым акциям?
— Люди уже демонстрируют свое отношение к тому, что происходит: ежедневно проходят массовые митинги. Но мы рекомендуем людям не проводить митинги, чтобы избежать провокаций.
— Предлагали ли вам помощь?
— Мы не обращаемся ни к кому, чтобы к нам приезжал кто-то извне, — мы не хотим эскалации конфликта. Это будет несчастье для всех.
***
Этот материал опубликован в №10 журнала Корреспондент от 13 марта 2014 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.
