Корреспондент: Экстремизм в Украине. Как это было 100 лет назад
Слово “экстремизм” у современного человека вызывает ассоциации с кровавыми перестрелками и агрессивными людьми в масках и камуфляже. Но так было не всегда. “Экстремизм (от лат. extremus — “крайний”) — склонность, приверженность к крайним взглядам и мерам, преимущественно в политике”. Такое вполне мирное определение дает термину Толковый словарь Дмитрия Ушакова, изданный в 1935-1940 годах.
Лаконизм сталинской советской эпохи вполне объясним и логичен. В стране победившей пролетарской революции насильственное переустройство всего мира было официальной идеологией. “Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем”, — из песни слов не выкинешь. Можно сослаться и на непопулярного нынче Владимира Ленина, который полагал, что в политике есть два пути: парламентский — медленный и неэффективный и террористический — наоборот, очень действенный.
На любой вкус
Похожая точка зрения существовала задолго до рождения Ильича.
“Каждому поколению нужна новая революция. Я бы хотел вам напомнить, что экстремизм в защиту свободы не есть грех. И еще бы я хотел вам напомнить, что умеренность в поисках справедливости не есть достоинство”, — так говорил Томас Джефферсон, отец-основатель США.
В современной России дефиницию экстремизма детализировали, дополнив ее примерами тяжких преступлений. “Экстремизм — приверженность к крайним взглядам в политике; использование крайних мер при достижении своих целей (террористических актов, похищений, убийств и т. п.). Политический экстремизм, демагогия, митинговая демократия, попытки давить на действующую власть”.
Такое определение читаем в Историческом словаре галлицизмов русского языка Николая Епишкина, изданном в 2010 году. Составитель книги также добавляет, что “в языке официальной публицистики советского времени слово “экстремизм” могло употребляться только в контексте сообщений о зарубежных событиях”.
Современная политология пошла еще дальше, разделив экстремистов на подгруппы. В частности, выделяют экономический, национальный, политический, религиозный, экологический и духовный экстремизм. Правда, в действительности они не встречаются в чистом виде, а дополняют друг друга, сплетаются, образуя непредсказуемый “коктейль Молотова”. Также экстремизм может быть радикально-революционным и радикально-консервативным, явным и скрытым.
В итоге само понятие “экстремизм” стало заложником политической ситуации в том или ином государстве. Так, в тоталитарных державах борьба за соблюдение прав человека рассматривалась как экстремистская подрывная деятельность. В государствах демократических — с точностью до наоборот.
В результате такого подхода и выборочного использования слово стало ассоциироваться исключительно с Аль-Каидой или Талибаном. Иными словами, в головы людей была вбита аксиома о равенстве между экстремизмом и терроризмом.
Между тем вся политическая история ушедшего XX века — это борьба: национально-освободительная, революционная, социальная и даже гендерная. И вся эта борьба так или иначе несла в себе элементы экстремизма. В тот бурный век в Украине популярны были теории национализма, анархизма, социализма, и их адепты обращались преимущественно к радикальным насильственным действиям.
Экстремальный интернационал
В начале хх века на территории Украины действовали несколько партий, которые в то время могли отнести к экстремистским. Среди них — Революционная украинская партия, Украинский союз Спілка (другое название — Украинская социал-демократическая партия Спілка), Украинская национально-демократическая партия, Украинская революционная партия (“самостийников”) и Украинская радикально-демократическая партия.
Но пальма первенства среди радикалов принадлежала вовсе не украинцам — главными смутьянами традиционно считались поляки.
“Во всей Европе слово “поляк” стало синонимом революционера. Как только где-либо разгоралась борьба за свободу, как только народы во имя идеалов правды и справедливости объявляли войну существующему строю, на глазах современников поднималась надгробная плита, и из забытой могилы показывался страдальческий лик Польши”, — так описывали поляков в 1907 году Болеслав Лимановский и Людвик Кульчицкий, авторы книги 100 лет борьбы польского народа за свободу.
Основными польскими партиями и организациями, исповедовавшими радикальные взгляды и действия, были: Просвещение люда, Польская социалистическая партия, Польская социалистическая партия Пролетариат, Национально-демократическая партия, Польская лига, Народовый Скарб, Народовый рабочий союз, Польская прогрессивная партия и организации Польский союз Белого орла, Польский народный союз, Партия польской государственности, Союз национального образования, Союз возрождения польского народа, Союз польской молодежи, Союз польских рабочих и многие другие.
Не менее радикальными были в начале XX века и евреи. Вот что пишет Александр Солженицын в своей книге 200 лет вместе: “В 1903 году [министр финансов России Сергей] Витте во встрече с [лидером сионистского движения Теодором] Герцлем указал, что, составляя менее 5 % населения России, 6 млн из 136 млн, евреи рекрутируют из себя 50 % революционеров”.
Добавим к сугубо национальным партиям еще и “общероссийские” и получим полный экстремистский интернационал в начале XX века в Украине.
Пулей и бомбой
Первый громкий случай в XX веке произошел 29 июля 1902-го. Рабочий Фома Качура стрелял в харьковском парке Тиволи в харьковского же губернатора князя Ивана Оболенского. Причины для классовой ненависти у Качуры имелись — князь принимал участие в подавлении крестьянских волнений 1902 года на харьковщине. Убить губернатора не удалось — Оболенский был легко ранен.
После опубликования царского манифеста 17 октября 1905 года во многих городах “черты оседлости” прошли мощные антиправительственные манифестации, в которых приняло активное участие еврейское население. Ответная реакция лояльной к правительству части общества не заставила себя ждать: выступления против евреев-революционеров закончились погромами. Крупнейшие погромы имели место в Одессе (там погибли свыше 400 человек), в Екатеринославе (67 погибших) и Симферополе (более 40 жертв).
А летом того же 1905-го в Киеве большевики организовали школу инструкторов-специалистов по производству метательных снарядов. Одновременно в этой школе обучались 20 человек. По окончании занятий выпускники разъехались “на места” и создали ряд мастерских по изготовлению бомб. Такие мастерские начали действовать в Москве, Ростове, Одессе, Луганске, Екатеринославе, на Кавказе, Урале, в Финляндии и Прибалтике.
В 1906 году в Полтаве, в доме Ицхака Бен-Цви, будущего второго президента Израиля и члена еврейской социал-демократической партии Поалей Цион, полиция нашла склад оружия. Вся семья была арестована, отец Бен-Цви сослан в Сибирь, но самому Ицхаку удалось скрыться.
В том же году “самая знаменитая террористка”, Фанни Каплан, которая позже будет стрелять в Ленина, готовила террористический акт в Киеве — покушение на местного генерал-губернатора Владимира Сухомлинова. Но в ходе подготовки к теракту в номере гостиницы из-за неосторожного обращения сработало самодельное взрывное устройство.
Каплан получила ранение в голову и частично ослепла, после чего при попытке покинуть место происшествия была задержана полицией. 5 января 1907 года Военно-окружной суд Киева приговорил ее к смертной казни, которая из-за несовершеннолетия подсудимой была заменена пожизненной каторгой в Акатуйской каторжной тюрьме.
В первый день 1906 года эсеры Маня Школьник Арон Шпайзман организовали покушение на черниговского губернатора Александра хвостова, который при этом был ранен.
Самое знаменитое политическое убийство тех лет тоже совершил еврей — 1 сентября 1911-го анархист Дмитрий Богров в Киеве убил председателя Совета министров Российской империи Петра Столыпина.
Политические убийства имели место и по другую, австрийскую сторону Збруча. 12 апреля 1908 года во Львове украинец Мирослав Сичинский застрелил австрийского наместника Галиции, графа Анджея Потоцкого. Этот случай был подробно описан в венских газетах.
Согласно давно заведенной традиции, наместник Галиции каждое воскресенье с 12 до 15 часов давал аудиенции жителям края, желавшим обратиться лично к нему со своими просьбами. Так и в воскресный день 12 апреля наместник в униформе с орденом Золотого руна на груди принимал посетителей.
В числе записавшихся на аудиенцию был студент Львовского университета Сичинский. Он родился в 1887 году в многодетной семье греко-католического священника Николая Сичинского, известного украинского деятеля, депутата галицкого сейма.
Дождавшись своей очереди, Сичинский вошел в зал, и, как только за ним закрылись двери, вынул пистолет и произвел в направлении наместника четыре выстрела. Первая пуля зацепила лоб графа Потоцкого, вторая вошла в голову около левого уха и застряла в затылке, причинив таким образом смертельное ранение, остальные две попали в левую руку. Служащие наместничества, услышав выстрелы, вбежали в зал и схватили покушавшегося. Когда его выводили, Сичинский произнес, обращаясь к посетителям: “Это за выборы, за смерть Каганца”.
Член общества Просвіта Марко Каганец баллотировался на выборах в австро-венгерский парламент. Во время избирательной кампании он получал угрозы от своего конкурента, влиятельного графа Бадени, а также от Потоцкого. 6 февраля Каганца закололи штыками жандармы, когда он протестовал против фальсификации результатов выборов в пользу Бадени.
Сичинскому организовали побег. В ночь с 9 на 10 ноября 1911 года он с фальшивым паспортом через Черновцы выехал за пределы Австро-Венгрии, после чего отправился в Швецию. В 1914-м он перебрался в Соединенные Штаты, где благополучно прожил до 1979 года.
Террористы с лопатами
Тактика индивидуального террора — наиболее яркая, видимая часть экстремизма. Но при размытости понятия “экстремизм” и произвольности его толкования любую форму протеста можно отнести не только к экстремизму, но даже к терроризму.
То, что сегодня назвали бы “мирным протестом” или “невооруженной борьбой за экономические права”, в полицейских и жандармских рапортах 1905-1907 годов квалифицировалось как разновидности терроризма.
Одной из таких разновидностей стал “аграрный террор”. Наиболее жесткие формы он приобрел в Подольской, Киевской, Волынской, харьковской, Полтавской, Черниговской, Новороссийской, Екатеринославской, херсонской, Таврической и Бессарабской губерниях, то есть на территории современной Украины.
Самыми умеренными его проявлениями были отказ от работы в период уборочной страды и шантаж землевладельцев с требованием повысить заработную плату до того уровня, когда уборка урожая становилась убыточной для собственника.
Там, где уровень агрессии крестьян был выше, а подстрекательская деятельность партий — успешнее, совершались поджоги собранного зерна, амбаров, усадеб и подворий, а также уничтожение скота. Подвергались насилию и сами землевладельцы. Из-за “аграрного террора” резко увеличилась продажа земли ее собственниками: помещики попросту бежали.
“Фабричный терроризм” был направлен на владельцев заводов и фабрик, на ведущих специалистов производства. В результате террора многие фабрики и заводы прекратили существование: производство было свернуто, а в некоторых случаях перенесено за границу.
В современной Украине понятие “экстремизм” всплыло 16 января этого года, когда Верховная Рада приняла скандальные законы. Тогдашние оппозиционеры обвинили авторов законопроекта в том, что те записали в экстремисты всех людей, высказывающих хоть какую-то позицию. Закон отменили, но разговоры об экстремизме не утихают. Как тут не вспомнить слова Джорджа Оруэлла: “Во времена всеобщей лжи говорить правду — это экстремизм”.
***
Этот материал опубликован в №10 журнала Корреспондент от 13 марта 2014 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.
