Корреспондент: Плебисцит ХХ века. Как проходили выборы на Западной Украине 100 лет назад
Как и сегодня, 100 лет назад политика раскалывала семьи. Дмитрий Гаврилишин, отец известного экономиста Богдана Гаврилишина, рассказывал об одном из таких случаев в его родном местечке Коропец (сейчас — Тернопольская обл.).
“В доме нашего священника было три партии: отец был москвофил, сын Стефан — национал- демократ, а Роман — радикал. Так оно и было аж до войны 1914 года”, — писал он в своих мемуарах.
Особенно обострялись противоречия перед выборами. А выбирали жители Галичины, Буковины и Подолья послов (депутатов) как в венский парламент, так и в краевые сеймы (региональные парламенты) во Львове или Черновцах.
Порядок выборов в краевые сеймы определяла подробно расписанная Сеймовая избирательная ординация. Право голоса имели мужчины старше 24 лет, лишались его осужденные по уголовным делам, банкроты и пребывающие под следствием. Избираться могли достигшие 30-летия.
Никаких “каруселей” — наместничество составляло списки избирателей, и каждый из них был обязан получить свидетельство с указанием места и времени выборов. Выигрывал кандидат, набравший абсолютное большинство голосов.
Избиратели голосовали в четырех куриях (социальных группах) в соответствии с имущественным цензом. Первая курия — плательщики не менее 100 золотых гульденов налога. Они единственные имели право голосовать через доверенное лицо. Участвовать в выборах вне своих курий запрещалось. Дворяне попроще входили во вторую курию. Третья курия — мещане, четвертая — жители сел.
Галицкий сейм состоял из 161 посла, девять из которых получали мандаты автоматически — это епископы всех главных церквей и ректоры основных университетов края. Отозвать выбранного на шесть лет депутата было невозможно. С 1895-го послы сейма имели право присягать на верность не только на польском, но и на украинском языке. Маршалков (спикеров) и вице-маршалков сейма назначал австро-венгерский император из числа аристократии и греко-католического духовенства.
Женщины могли участвовать в голосовании лишь через своих доверенных лиц мужского пола — отца, мужа или брата. А вот о возможности женщин быть избранными в сейм в Ординации не говорилось ничего.
Этим фактом воспользовалась львовская художница Мария Дулембянка, выставив свою кандидатуру на парламентских выборах 1908 года. Увы, набранные отважной львовянкой 511 голосов избирательная комиссия признала недействительными.
Буковинский сейм собирался не реже раза в год и работал на протяжении нескольких недель, занимаясь вопросами экономики края, здравоохранения, дорог, образования и торговли. Из 31 мандата помещикам доставалось десять, городам — пять, Черновицкой торгово-промышленной палате — два.
Украинцы непрестанно боролись за свое право быть представленными в органах власти. Накануне Первой мировой войны в венском парламенте были 32 депутата-украинца и пятеро представителей буковинских русинов. В галицком и буковинском сеймах они занимали около трети мест (62 мандата во Львове и 17 в Черновцах), при этом на Буковине численность русинов достигала 41,2%.
Полиэтничная Буковина, где бок о бок проживали украинцы, румыны, евреи, немцы, поляки и армяне, требовала особого внимания к распределению мандатов среди национальных представителей. 26 мая 1910 года император санкционировал закон о новом выборном сеймовом порядке и закон об изменении краевой конституции. Были введены национальные избирательные округа (кадастры). Парламент, выбранный по новым правилам “буковинского согласия”, увы, проработал лишь одну сессию: помешала Первая мировая.
Статистика выборов в австрийский парламент 1911-го по поветам Тернопольщины демонстрирует перекосы в некоторых округах. Так, украинские партии, в среднем привлекающие 60% избирателей, были особенно популярны в Залещиках: там им отдали 76% голосов.
Русофильские политпроекты на Подолье почти не пользовались поддержкой: в Борщеве они набрали 1,77% голосов, в Залещиках — 0,19%, в Толстом — 0,03%. А вот Мельница (сейчас — Мельница-Подольская) оказалась пророссийской: результат 19,48% голосов поднял общий показатель по Чертковскому округу до 4,15%.
Во Львове Российской империи симпатизировала газета Галичанинъ, которую издавала Русско-народная партия. Штат издания состоял из местных сочувствующих русофилов. Корреспонденты пользовались высокопарным слогом, обильно пересыпая язык Александра Пушкина лингвистическими перлами вроде “щоби”, “як” и “що”. Порой они даже обогащали “великий и могучий” новыми словами и выражениями — “местные арестования”, “самопонятно”, “трамваевая сеть”.
Во время выборов в галицкий сейм 1907 года издание отметилось статьей Безпредельное безстыдство, где с ужасом сообщало о бесчинствах украинцев. Кстати, само слово “украинский” в Галичине считали сепаратистским термином.
Все средства хороши
Голоса избирателей, представленные в виде “легитимационных карточек” с записанной на них фамилией кандидата, всегда были в центре внимания властей. Использовать админресурс чиновники не стеснялись. К примеру, на выборах в венский парламент в 1897 году жандармы забрали карточки у делегации, перевозившей их из Залещиков в Городенку. Но прокурор не нашел здесь состава преступления.
Бывали случаи, когда карточки похищали чиновники, отвечавшие за проведение голосования. Они же укрывали от общественности списки избирателей или “забывали” назвать правильное время выборов, общаясь с неугодной им частью электората.
Сельские войты (старосты), имевшие доступ к общественной избирательной кассе, часто не могли побороть искушение в эту кассу залезть. Наверное, в знак протеста против тяжелого гнета властей: те нередко напрямую указывали войтам, кто должен выиграть в их округах.
Украинцев часто обвиняли в нарушении правил агитации: кандидаты активно использовали в качестве агитационного ресурса греко-католических священников, что иногда стоило им мандата. Провластные же чиновники не стеснялись агитировать за своих людей, подкрепляя агитационные материалы выпивкой и закуской. Денежный подкуп тоже имел место: в 1889-м за голос давали от 10 до 100 рынских (злотых).
Власти готовились к выборам тщательно — спешно выполняли распоряжения вышестоящего начальства, взимали лесные и полевые штрафы, на которые до того годами не обращали внимания, внезапно брались паспортизировать скот.
Политических активистов вызывали в поветовый центр, где могли удерживать целый день без объяснения причины. В особо активных общинах народ запугивали: мол, не видать вам больше кредитов из поветовых касс, а должникам придется выплатить сразу всю сумму.
В 1901 году “предвыборную беседу” с Михаилом Поповичем, активистом из-под Коломыи, проводил налоговый инспектор. Сначала чиновник требовал уплатить какие-то непонятные налоги, а потом стал напрямую призывать выбрать определенных людей. Мотивация была простой: “Русские [тут имеются в виду украинские] послы ничего не делают, только заговоры в сейме”.
Дней тишины за сутки до выборов тогда не объявляли. Наоборот, в ночь перед голосованием агитаторы особенно старались. Они оккупировали постоялые дворы, заполненные съехавшимися избирателями, — если не действовала сила слова, можно было попробовать споить электорат или спровоцировать драку.
На Жовковщине в 1895 году сообщали: “Выяснив, что крестьяне, не узнав от войта, когда должны состояться выборы, собрались уже раненько числом 100 человек и расставили стражу на всех дорогах, писарь Кеслер оставляет далеко за селом свою телегу и пешком окольными путями крадется к боковым воротам и дворовому сараю, описывает по дороге список голосующих, который он наперед заказал, спроваживает закоулками войта и за несколько минут проводит выборы, пока люди не опомнились”.
Когда нужный кандидат получал преимущество в голосах, избирательный комиссар мог уйти, сославшись на недомогание. Украинцы были в курсе подобных приемов — они ставили дежурных, которые следили за комиссаром и его самочувствием. Но у того все равно было больше рычагов влияния, ведь чтобы признать голос недействительным, годилась малейшая помарка на карточке.
Фальсификациям — нет
Проигрывать всегда нелегко, а проигрывать из-за махинаций конкурентов еще и очень обидно. Лидер Украинской народно-демократической партии Евгений Олесницкий, потерпевший поражение на выборах 1895 года в галицкий сейм, описывал свое состояние так: “Я не понимал до сей поры того горького отчаяния, той бешеной злобы, которая мною тогда овладела на вид бесконечной лжи, неправды, неслыханного насилия, которое в моих глазах здесь довершили на моем народе”.
Обиженные нарушениями украинцы не стали молчать: 13 декабря 1895 года делегация более чем из 200 человек прибыла на аудиенцию к императору Австро-Венгрии. Но Франц-Иосиф отправил их восвояси фразой на каком-то великосветском суржике: “Adieu, meine Herren!”. Это был знак: с русинами не считаются, в фальсификациях ничего особенного не видят.
Гнойник прорвал во время следующей избирательной кампании в австрийский парламент. В городах и селах собирались многолюдные народные сходы. 2 февраля 1906 года на львовском Высоком замке 50 тыс. человек пришли на Всекраевое вече. Крестьяне приезжали на него специально нанятыми для такой оказии поездами.
На вече стянулись представители всех украинских политических партий — даже русофилы, недолюбливающие “украинских сепаратистов”. Открывая собрание, доктор Кость Левицкий сказал: “Дайте нам общее, равное, непосредственное и тайное избирательное право!”. И право было дано — с 1907 года.
Победа досталась недешево. 26 февраля 1906-го 12-тысячный митинг в селе Нижнев (сейчас — Ивано-Франковская обл.) разогнали жандармы и отряд солдат. В столкновениях погибли пять крестьян, 19 человек получили тюремные сроки.
Украинская народно-демократическая партия, ведущая политическая сила западных украинцев того времени, получила в 1908 году 12 мандатов в парламенте. Фракции УНДП в сейме партийное руководство запретило участвовать в переговорах и вступать в союзы с поляками в принципиальных вопросах. А в партийной газете Діло было запрещено критиковать действия фракции — ослушавшегося редактора уволили летом 1908-го.
В галицком сейме украинские депутаты много раз устраивали “громкую обструкцию”, поднимая такой шум, что обсуждать ключевые вопросы бюджета было просто невозможно. Наработанный опыт борьбы за места в парламенте украинцы усвоили: когда государственный совет в Вене в 1910 году рассматривал вопрос о разделе Галиции на две части, по Восточной Галиции вновь прокатилась волна массовых народных собраний.
Пулей и плевком
В 1907-м 27-летнего крестьянина Марка Каганца, активиста Украинской радикальной партии из местечка Коропец на Тернопольщине, община выдвинула кандидатом в сейм. Эта новость так переполошила его соседа графа Бадени, хозяина села и маршалка галицкого сейма, что тот послал к Каганцу некоего Циммера и предложил 15 моргов [около 8 га] поля и леса в качестве отступных.
Каганец ответил, что за землю не продается. Вскоре письма с просьбами оставить выборы пришли к нему и от тогдашнего наместника Галичины, Анджея Потоцкого. Однако идейного молодого человека не остановили и они.
Тогда в ход пошли фальсификации: из избирательных списков исключили 70 коропчан, зато там оказались 14 усопших, пятеро эмигрантов в Боснию и несколько злостных неплательщиков налогов.
Возмущенные крестьяне создали рекламационную комиссию, которую возглавил сам Каганец. Но их замечания войт Михаил Мельник в протокол не внес: мол, писаря на месте нет. Между тем до выборов оставалось три недели.
6 февраля 1908 года Каганец отправился в канцелярию, чтобы окончательно решить вопрос. Но в 50 м от родного дома, около отделения местной полиции, его закололи штыками три жандарма на глазах у сестры и беременной жены.
Похороны активиста собрали 18-тысячную процессию — люди прибывали даже из соседнего Тлумачского повета. В Коропец съехались и жандармы со всей округи, правда, проводить героя в последний путь не мешали. С того дня каждый год 6 февраля все колокола на храмах в Коропце и соседних селах били в набат в память о смерти активиста — вплоть до 1940-го. Сейчас в Коропце имя Каганца носят школа и улица.
Но на этом история не закончилась. Смерть земляка возмутила 20-летнего студента-третьекурсника Мирослава Сичинского, сына посла галицкого сейма. 12 апреля 1908-го с криком “За выборы! За Каганца!” он четыре раза выстрелил в упор в Потоцкого в его же кабинете, после чего спокойно дал себя арестовать. Наместник только и успел прошептать: “Телефонируйте императору, что был его верным слугой”.
Церковные иерархи убийство осудили, радикальные партии восприняли воодушевленно, у лидера народных демократов Олесницкого случился сердечный приступ, имя Мирослав стали часто давать новорожденным, а по селам народ и вовсе распевал: “Наш Сичинский пусть живет, а Потоцкий пусть гниет”.
Из-за столь громкого резонанса смертный приговор Сичинскому заменили на 20-летнее заключение. Три года спустя узник бежал из станиславовской тюрьмы в Норвегию, а в 1914 году перебрался в США, где и прожил до смерти в 1979-м.
Бурной была и избирательная кампания 1911 года в буковинский сейм. Чтобы не допустить столкновений между враждующими партиями, власти отправили к черновицкой ратуше роту солдат под командованием капитана Ганса фон Ганненгайма. Но на команды “Назад!” толпа не реагировала.
Тогда находчивый капитан вместо команды “Огонь!” отдал оригинальный приказ: “Рота! Приготовиться к плевку!”.
Дальше дадим слово Георгу Дроздовскому, немецкому драматургу и поэту, родившемуся в Черновцах в 1899 году: “На Рингплаце краевой столицы прогремело: “Рота — плюй!”. То, что так долго собиралось и держалось под языком, вырвалось воякам, которые умирали от внутреннего смеха, большой дугой и точно попало в цель! По сути, это было развлечение для сельских пареньков — хотя бы раз показать горожанам, чего они стоят”.
Как бы там ни было, бунтующая толпа с криками и отвращением отступила — площадь опустела.
“Уникальная в своей оригинальности придумка разрядила опасную обстановку”, — заключает поэт.
***
Этот материал опубликован в №21 журнала Корреспондент от 30 мая 2014 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.
