Корреспондент: Художественная ценность. Интервью с самым дорогим украинским художником

Дмитрий Никоноров/Корреспондент

Дом в деревне в 100 км от Киева, принадлежащий Анатолию Криволапу, выглядит довольно скромно как для жилища самого дорогого художника страны. Несколько комнат, минимум мебели, домотканые дорожки на полу, заросший травой двор.

Тем не менее Криволап установил официальный рекорд цены - его картина Степь ушла недавно с аукциона в Нью-Йорке за $ 98,5 тыс., и выше планку на торгах соотечественники пока не поднимали. Причем имя владельца самой дорогой работы Криволапа неизвестно - аукцион не раскрывает эту информацию.

Показывая Корреспонденту свои новые работы - большей частью полуабстрактные пейзажи невероятных цветов, остро пахнущие еще невысохшей краской, - Криволап признается, что хотя он и заработал за два прошедших года почти $ 1 млн, на его стиль жизни это мало повлияло.

"У меня только одна слабость - машины. Сейчас у меня Volkswagen Touareg, но, наверное, куплю себе новую. Думаю о шестой BMW, очень мне нравится. А больше ничего особенного мне и не надо", - признался ведущий размеренную жизнь дачника 66-летний художник.

В Киев он выбирается нечасто - разве что появиться на телевидении или заглянуть на собственную выставку. До 9 июня в столичной галерее Триптих Арт можно познакомиться с новыми работами Криволапа. Значительная часть написанных ранее картин сейчас принадлежит известным музеям и частным коллекциям.

Как и многие отечественные художники-современники, успеха Криволап вначале добился за границей, а уже потом стал популярен дома. Так, до нью-йоркского аукциона, в феврале нынешнего года, его картину Месяц над рекой продали на торгах в Лондоне за $ 48 тыс., причем купил ее украинец.

О проданных и продающихся своих и чужих картинах, а также о проблемах родины Криволап не спеша рассуждал с Корреспондентом в своей мастерской на втором этаже того самого дома в 100 км от Киева.

- В феврале нынешнего года Ваша работа Месяц над рекой была продана в Лондоне за $ 48 тыс., теперь - продажа почти за $ 100 тыс. Чем объясните такой рост цен?

- Формат был больше тут. Чем больше формат, тем лучше раскрывается образ, который я создаю. Потому большая работа производит большее впечатление. Это одна из причин. А другая - это уже второй аукцион, меня давно знают, и для коллекционеров и специалистов это не такая уж большая цена. То есть аукцион фактически подтвердил ту цену, которая и в Украине уже была.

- Вы знаете, кто купил эти работы?

- Первую купил украинский коллекционер, который имеет, кажется 57 моих работ, - Василий Симочко из Закарпатья. А вторую - я не знаю. Говорят, американец, но я не знаю точно, эта информация не разглашается.

- А неофициальные цены, по которым продавались Ваши работы, какие?

- Они близки к аукционным.

- Или немного больше? Некоторые украинские художники говорили, что продавались и за $ 120 тыс.

- Можно называть любые цены. Аукцион ставит все точки над і. Это первое. Второе - галерея заинтересована продать [подороже], но она не скажет цену. Покупатель может купить очень дорого - либо ему очень нравится работа, либо по другим причинам он может заплатить какую-то очень высокую цену. Но об этих ценах нет смысла говорить, пока они не будут зафиксированы.

К сожалению, художники стали самопиаром заниматься, поэтому называются какие-то цифры, которые никто никогда не сможет проверить. Даже если спросить покупателя, он может подтвердить высокую цену: престижно ведь купить дорого. Но все это просто разговоры, аукционы - вот абсолютный фиксатор.

- Где сейчас больше Ваших работ - в Украине или за рубежом?

- Ой, боже!.. Намного больше за рубежом. Там уже сотни проданы. В 1992 году мной заинтересовались эксперты из Германии, и первые мои работы был проданы там, и я с ними семь лет сотрудничал. В Америке очень много моих работ, во Франции, Голландии. Даже где-то в Таиланде кто-то купил. (Смеется.)

В Украине проблема в том, что почти нет профессионального арт-дилерства. В Украине есть около 15 художников высокого уровня. И очень важно, чтобы страна заявила о себе [в мире] и в этом плане. А так, одиночные выстрелы [продажами на аукционах] - это только намек.

- Насколько художник может пробиться своим талантом? Или арт-рынок - это исключительно индустрия, где важен хороший дилер?

- Я думаю, что все вместе. В Украине талантливый художник будет замечен. Будет ли он продвинут и насколько - тут уже нужны технологии. Второе сито, которое надо пройти, - коллекционеры. Они являются основным оценочным критерием.

- Но им-то арт-дилеры нашептывают на ушко, кого покупать.

- Не нужно их [коллекционеров] недооценивать. Они очень умные люди. И слушают не одного, а многих. Они были во многих музеях мира, много чего видели, знают лучших украинских и российских художников. У них уже большой опыт.

И они ведь не покупают, как любители искусства, чтобы просто красота на стене висела. Для них это инвестиция, и поверьте: они очень тщательно отбирают то, что может быть перспективно.

- Как Вы относитесь к принципу "коллекция как инвестиция"?

- Абсолютно позитивно. Если бы этого не было, искусство никогда бы не ценилось так, как оно ценится сейчас. Например, недавно картина [известного американского абстракциониста] Марка Ротко продалась за $ 60 млн. Тот, кто ее продал, в свое время был не очень богатым бизнесменом, и ему кто-то из арт-дилеров посоветовал: "Возьми эту картину за $ 60 тыс., потом продашь за $ 600 тыс.". [Теперь] он продал за $ 60 млн.

Искусство стало одной из ценностей, эквивалентной золоту, платине, другим материальным и денежным мерилам [состоятельности]. Так что стесняться покупать картины как инвестиции или говорить об этом плохо - это абсолютно ошибочное мышление. Через перепродажи картины художника продолжают жить. К тому же это основное, что привлекает способных людей к искусству.

- Что скажете об актуальном искусстве?

- Я считаю, что все возможно и все должно быть. Потому что я пережил те времена, когда был только соцреализм в искусстве, и мы знаем, как эта ситуация губила таланты.

Так что я не против актуального искусства. Но я против подмены понятий. Актуальное искусство - это искусство, которое реагирует на какие-то события, а не шок-арт или шиз-арт.

- Возможно, пора найти новое определение для этого явления?

- Да, нужно найти какое-то новое слово, определиться, потому что по большому счету это спекуляция. В чем ее суть? В том, чтобы любыми методами добиться известности. А потом под это ты можешь гнать любую туфту, и она будет стоить. Причем продается не предмет искусства, а имя [автора].

Сальвадор Дали тоже чудил, но при этом он был прекрасный мастер, у него шикарные картины. Марсель Дюшен с его унитазом - это была ирония, сарказм по отношению к системе оценки искусства, когда ценилась не картина, а то место, где она выставлена. Но он сработал, и этот путь стал параллельным в искусстве - когда эпатаж, а также престиж выставочного пространства подменяют собой само произведение.

То есть я не против contemporary art, я против подмены понятий. Вот, например, в PinchukArtCenter была выставка, там была работа, изображающая постепенный переход от портрета европейца к портрету китайца. Это понятно, и это актуально.

А когда выставляется дерьмо, которое Пьеро Манцони выставил в 1961 году [намек на инсталляцию Дерьмо художника], это не только не актуально, но даже не смешно. Без идеи - тонкой, остроумной, философской - это не искусство. Это откровенное дуремарство. Поначалу эрудиты играли в недоумков. А сейчас пришли настоящие недоумки, которые уже даже эрудитов притупили.

Это не значит, что среди современных молодых художников нет талантливых. Но им нужно выходить со своими идеями. Я видел, как к корыту соцреализма бежали художники, продавая свой талант за дешевую славу и за деньги. Сейчас молодые художники бегут в contemporary, не считаясь со своим талантом и внутренним компасом.

- У Вас тут просто рай на земле - красиво, тихо, спокойно, уединенно. Влияет ли как-то на Вашу жизнь политика?

- Я еще в юности решил: вот есть я, человек, биологическая масса. А есть параллельный мир, мир творчества. Там я переживаю самые сильные чувства, эмоции, которые я никогда в реальной жизни не находил. И я никогда их не смешиваю.

Но конечно я реагирую на политику, как каждый нормальный человек. Борцом я никогда не буду, но если дойдет до чего-то серьезного, я возьмусь за оружие. Мне всегда было обидно за Украину, что она так и не стала сильной, что всегда жаловалась, ныла, и все что я видел, меня раздражало до безумия.

К сожалению, Украина не ценит своих талантливых людей. Они всегда уезжали, еще с царских времен - тот же Тарас Шевченко, который делал карьеру в России, сейчас много молодежи уезжает. Мне кажется, если бы здесь ценились профессионалы (в разных сферах), мы не были бы сейчас там, где мы находимся.

***

Этот материал опубликован в №21 журнала Корреспондент от 3 июня 2011 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент запрещена.