Кому в Украине хуже всех. Как живут ромы-переселенцы - репортаж Gordon

Назвать цыгана цыганом, как украинца – хохлом. Не то чтобы оскорбительно, но немного обидно. Лучше – ромы. Так вот, ромы (вы удивитесь) – отчаянные патриоты. Ничто желто-голубое им не чуждо, даже песенка про Путина. Более того, "дээнэровцы" и прочая вооруженная нечисть с приставкой "так называемые" первое, с чего начинают новую власть – гонят ромов. Ромы бегут, но проблема в том, что им на самом деле некуда. В родной Украине их "с дорогой душой" никто не встречает.

В последние месяцы я довольно много общалась с вынужденными переселенцами. Сначала это были , позже Славянска и окрестностей. Когда   предложили мне пообщаться еще с одной "категорией беженцев", я, признаться, удивилась: "Какая еще категория?!" Оказалось, еще какая.  Многолюдная, многодетная, многословная и многострадальная. Их никто не любит. 

Каждый, кто слышал (от мамы до главного редактора), что я еду снимать поселение цыган,  обязательно давал совет: "деньги с собой не бери", "телефон спрячь", "в глаза не смотри".  Коварство ромов для нас, славян, – не просто смешной набор стереотипов (которые в той или иной степени есть у любой национальности – "балалайка-медведь-матрешка", "горилка-сало-шаровары" и так далее), это миф устойчивости аксиомы, причем неприятный – украдут, обманут, обидят. 

Верят все. Нет, не так, скорее – "знают" все. Я не исключение. Денег не взяла, телефон спрятала.

Хотя на съемку ехала, почему-то вспоминая рассказы тети Сары, которые потрясли еще в детстве. "Когда евреев в Дробицкий Яр гнали, соседи, проходя мимо, плевали в спины женщинам и детям, приговаривая "жиды вонючие". В голову лезли зловещие параллели. 



Забегая вперед, скажу, что для полного развенчания, я, наверное, слишком мало времени провела с ромами. Но стыдно стало на первых же секундах знакомства, когда вместо ожидаемого "позолоти ручку", я услышала совершенно обыкновенное "здравствуйте".

База отдыха под Харьковом.  Деревянные домики, комары, свежий воздух, удобства на улице. Электричества нет, вода далеко, в колонке. 







– Нет, – объясняет Сэнэм, – сначала все было. И хозяйка прекрасная, спасибо ей огромное, и свет, и вода. Но потом нас стало немножечко больше. Хозяйке это не понравилось, она стала просить нас уйти. Отключила все тут.

"Немножечко больше" – это раза в два-три. Так они живут, ромы. Все друг другу родственники. И если один из беды бежал и устроился, то непременно подтянет близких.

Сегодня на базе отдыха живет больше ста человек. Изначально тут приютили несколько семей.  Все они приехали из поселков Славянского района.

– Ой, дочка, дом бросили мы, когда эти пришли, черт, каких там правильно называть, ополченцы-мополченцы.

(Постарайтесь читать прямую речь быстро, речитативом, с акцентом. Очень добавляет колориту).



Традиционная история для ромов-переселенцев – харьковский ж\д вокзал. Приезжают и по нескольку дней ютятся с кучей детей в зале ожидания, пока какие-нибудь сердобольные волонтеры их не подберут, не помогут устроиться.

Вот эту потрясающе красивую женщину зовут Изольда, муж – Забар, а малыш на руках – Степка. Перед тем как попасть сюда, семью неделю гоняла милиция на вокзале. 



– Тут не сиди, там не ходи, здесь отойди, не мешай приличным людям, – рассказывает Забар. – А чем я неприличный? Я работаю, между прочим, я не бандит какой-то. Я сам от бандитов бежал.

– Вы объясняли ситуацию, – спрашиваю его, – говорили, откуда вы?

– Конечно, объясняли. Менты говорят: "Ой, вы теперь все – беженцы из Славянска". Не верят нам, хоть у меня и документы есть, прописка. Не хотят слушать.

К  диалогу подключаются еще несколько семей. Красноречивее других молодая женщина по имени Сэнэм. Мать троих детей, она бежала с семьей из поселка Черемковка в самом начале войны. 



– Я хочу сказать. Ты это запиши, пожалуйста, это важно. Я – украинка. Мы все – украинцы. Мы не поехали в Россию к Путину. Мы остались на родине, приехали к вам, сюда. Мы не просимся навсегда жить в Харькове. Нам не надо выдать тут пятикомнатные квартиры. Можно нам, пока жизнь в родном поселке не наладится, дать свет? А? Мы уедем. Вы не волнуйтесь.

– Я не волнуюсь, правда.

 – Неправда. Вы все волнуетесь. Думаете, что мы неблагоприятные. Поэтому наш народ и гоняют.

– Я скажу вам правду. Думаю, она вам не понравится. Неоднократно слышала от ваших же соседей, переселенцев, такие слова: "Хорошо, что цыган выгнали из Славянска, потому что они наркотиками торговали. Не будет цыган – не будет наркоманов". Прокомментируете?

– Так и говорят? "Цыгане"? Ну, понятно. Вот тебе мой комментарий. Всю жизнь говорят такое о нас. Но подумай, в современном мире есть компьютеры, есть базы данных, есть милиция. Мы не кочевые, у нас есть прописка. Человек, если что-то подозревает незаконное, он может вызывать наряд. Пожалуйста, проверьте людей по такому-то адресу. Мы же перед законом равны, независимо от национальности. А наркотики… Наркотики распространяют и цыгане, и славяне, и армяне, и кто угодно.

Но говорят-то именно о вас. Почему?

–  Об украинцах говорят, что они сало ночами едят. Ты ешь? Я могу сказать за себя и за свою семью только. Моя тетя наркотиками не торгует, мой дядя не торгует, мой муж не торгует, мой брат и сват не торгуют. Всех ромов я за руку не держала. Вот тебе мой ответ.  



Напряжение немного снимает крохотный мальчишка. Тянет меня за штанину: "Пойдем, покажу тебе свою комнату".

Вообще, дети удивительно улыбчивы. Все без исключения. Такая жизнерадостность диссонирует с постоянной фоновой бранью вокруг. Не злобной, просто народ говорит между собой много и громко, со стороны это выгляди как ссора, но если внимательно понаблюдать, то скорее – очень оживленная беседа.

Захожу в домик.  Чисто, уютно. На стенах развешены мягкие игрушки. Хозяйку зовут Зухра. 



– Смотри, дочка, вот как живем. Я такой человек, терпеть не могу бардак. Видишь, машина стиральная есть даже. Только не работает, собака, без электричества.

У Зухры дочь и пятеро внуков. Все взрослые в семье торгуют постельным бельем на рынке.

– Наш настоящий дом за путями, на Черемковке. Но нет его больше, люди сказали, бомба попала.

–  Люди сейчас много чего говорят.

–  Да, говорят, воздуха нет в Славянске, говорят, мертвецами пахнет.

–  Не верьте, я была там недавно, воздух есть, все нормально.

– Знаешь, дочка, может ты и права. Мы же сидим тут, телевизора нет, газету купить негде. Узнаем все от людей. Скажи, а ставки, где рыбу выращивают, там тоже трупов нет?

–  Я там не была, но думаю, эти слухи тоже преувеличены. 



У дома Зухры я заметила сковороду со странным содержимым. Спросила, что это. Женщина так оживилась, что даже перешла с русского на такой очаровательный суржик, который (да просит меня редактор) надо передавать языком оригинала. Цитирую.

 – О! Это же для рэтэшки (ударение на первый слог). Национальный блюдо такой. Сейчас я расскажу тебе, дочка. 

Берешь обычный манка, кидаешь на сухую сковородку. Когда она розовая стала, добавляешь туда сливочный маргарин. И снова жаришь. Потом берешь, кипяченый молоко заливаешь. Манка пышный такой становится, как облако.  Ты туда добавляешь масло, орехи, изюм. И отставляешь.  Делаешь тесто. Только, чтоб хороший мука там был, поняла? Два-три яички туда. И делаешь такие как лепешки. Они должны отдохнуть немного.  А потом берешь их, на стол, я тебя научу, иди сюда. Скатерку чистую расстелила, взяла лепешку и тянешь ее. Тянешь, тянешь на весть стол, чтоб края свисали. Тоненько тоненько.  Растянула и туда жменю манки нашей – начинки.  Не жалей только. Положила и крутишь-крутишь, как рулет получается. И на противень.  Можно еще с творогом крутить, с яблоком. Только творог чтоб домашний, поняла?  



–  Поняла. А тут вы делаете рэтэшки?

–  Вай! Откуда? Это просто манка жареная.  Вот смотри, что принесли нам вчера. Это что такое? Крупа?

–  Да, это пшено, мы варим кашу из него. Съедобно. 



После небольшой экскурсии – серьезное собрание. Николай Бурлуцкий, пастор в протестантской церкви ромского служения, разъясняет поселению что-то про оформление документов.

Когда он говорит, затихают даже грудные дети. Николай вообще не очень похож на рома. Голос тихий, одет скромно, образован, интеллигентен. В общем, разрушитель легенд.   



–  Николай, вы лично когда-нибудь сталкивались с национальными предубеждениями?

–  Конечно. Я же – ром. Однажды остановил меня гаишник, причем несправедливо остановил. Я возмутился. Он дает мне книжку ПДД и говорит: "Найдешь там знакомую букву, почитай". Я рассказал ему правила наизусть. Он понял, что я образован, и нашел в себе смелость извиниться. Разговорились. Он стал оправдывается, мол, веришь, никогда в жизни не встречал честного цыгана. Я говорю: "Ну, так я тоже никогда в жизни не встречал честного гаишника". Смеялись оба.

Николай уверен, самая большая проблема цыган – проблема стереотипов.

– Обратите внимание, когда кто-то совершил преступление, говорят:  "Грабитель – житель города N". Когда ром совершил преступление,  говорят:  "Украл цыган". Есть разница?  

Стереотипы и внутри есть. Пытаюсь ломать. Молодежь потихоньку приходит к тому, что нужно получать образование, развиваться. 





У ромов нет своего алфавита. Нет своей письменности, литературы. Только фольклор.  Это единственный современный народ, историю которого изучали по языку. По заимствованным словам. Письменной системы ценностей, типа книги жизни, тоже нет. Есть романимо – неписаные законы ромов. Передаются из поколения в поколение.

Самая большая ценность в жизни – честь. Честь семьи, честь женщины, честь мужчины. Вторая по значимости ценность – семья. Обожание детей и глубочайшее почитание родителей.

–  Вы когда-нибудь видели ромских детей в интернате или бабушек, дедушек в доме престарелых? – спрашивает Николай. – Если и есть, то это  редчайший случай, потому что – позор. 



–  Если все так замечательно, откуда взялось такое отрицательное реноме у всего народа?

Я не говорю, что мы святые. Да и дыма без огня не бывает. Но обобщать всех ромов также неправильно, как обобщать проблемы любой национальности.

Да, мы часто не имеем образования, не знаем своих прав. А знаете, сколько было случаев, когда на ромов вешали преступления? Подбрасывали те же наркотики? Ром себя не защитит, этим часто пользуются. Так рождаются и плодятся мифы.

–  Ага, еще цыгане детей воруют.

–  Да вы что?! Им своих девать некуда (смеется).





Заезжаем в соседний поселок, там в местной больнице, в одной палате живет сразу три семьи (15 человек: 7 детей и 8 взрослых).

Бурлуцкий с волонтерами привезли им продукты и одежду для детей. Малыши выбегают встречать, обнимают дядю Колю, ведут нас в палату, кричат: "Там – беда".



Беда, слава Богу, всего лишь – разбитое стекло. Все живы. Ночью в  окно бросили петарду.

– Они кричали: цыгане убирайтесь, – рассказывает 27-летний Игорь, отец четверых детей, –  потом бросили эту хлопушку. Там малыш спал, но успел отскочить.

–  И часто такое? –  спрашиваю.

–  Частенько, – говорит. – В детей яблоки вчера кидали, когда они в магазин за хлебом шли. Мы уже привыкли.



Саид, Амир, Арсен и Инесса, "а по-цыгански Виолетта" – представляются дети Игоря.

У его сестры Аллы – двухмесячный малыш – Тигран, "но можно Сережа".

–  Зачем вы даете детям славянские имена?

–  Чтобы в школе не дразнили.



Тигран-Сережа родился 8 мая в роддоме города Славянска. А 10-го Алла уже убегала вместе с родными "подальше от этих террористов". У малыша нет свидетельства о рождении. Здесь не дают, там неизвестно.

И на базе отдыха, и в больнице я слышала много разных (страшных) историй о том, как "ополченцы" выгоняли цыган из домов, угрожая расстрелами. Проверить их я не могу, плодить "распятых мальчиков" не хочу.  

В общем, и материал не об этом. После съемки коллега спросила меня: "Ну, что тебе там погадали?". Смешно, а я уже и забыла, что должны были.