Корреспондент: Технологии прослушки. От Кучмы до Нуланд
Именно с прослушки начался первый в истории Украины политический кризис, развивавшийся по канонам полноценных информационных войн. Лидер оппозиционной тогда Соцпартии Александр Мороз обнародовал 28 ноября 2000 года аудиозаписи, якобы сделанные в кабинете президента.
Этого хватило, чтобы вплоть до оранжевой революции Леонид Кучма не мог чувствовать себя в полной безопасности. А формальную точку поставил Конституционный суд только в 2011-м, разъяснив, что сведения, добытые с нарушением законодательства, не могут использоваться в качестве доказательств вины.
Почти десять лет факт этой прослушки и её содержание “штормили” украинский политикум. Хотя он так и не привёл к главному результату — найти и наказать виновных в исчезновении оппозиционного журналиста Георгия Гонгадзе не удалось.
Идея использовать записи разговоров политиков как инструмент политической борьбы очень быстро пришлась по душе. Следующим “кассетным скандалом” стали так называемые плёнки Понамарчука — быстро забытый скандал, когда в начале 2002 года было предано огласке содержание разговора мэра Киева Александра Омельченко с Виктором Ющенко, шедшего тогда в Раду во главе Нашей Украины.
На почве общей нелюбви к социал-демократам они обсуждали план отставки их лидера Виктора Медведчука. История не получила развития. Лишь на некоторое время стала популярной в околополитической среде фраза, сказанная голосом Омельченко: “Виктор Андреич, вы мене прэдали!”. Мэр таким образом как-будто упрекал будущего президента в нерешительности.
Ещё одним фигурантом прослушки стал в 2003 году Пётр Порошенко во время его разговора с шеф-редактором информационной службы 5 Канала Владиславом Лясовским. Политик тогда принимал участие в съезде Нашей Украины в Донецке, который был сорван не без помощи властей. Порошенко будто бы не совсем понравилось, как его телеканал освещал событие и его роль в частности. Резкие и нелицеприятные высказывания нардепа были озвучены в эфире одной из вечерних политических программ телеканала 1+1.
С тех пор обнародование содержания личных бесед стало настолько привычным, что на это практических перестали обращать внимание. Подобными приёмами начали пользоваться даже в небольших корпоративных конфликтах. Но с нарастанием политического кризиса жертвами прослушки снова оказывались фигуры очень высокого ранга.
Хитом политического сезона 2014 года, безусловно, стала запись разговора замгоссекретаря США Виктории Нуланд и посла США в Украине Джеффри Пайетта, в ходе которой обсуждались вероятные кандидаты в премьер-министры Украины. Тогда же прозвучало знаменитое “Fuck the EU” из уст американского дипломата в адрес еврочиновников.
Вскоре появилась и запись разговора между Нестором Шуфричем и Юлией Тимошенко, обсуждавшими ситуацию в Крыму. Женский голос предлагал “русских в Украине …> расстреливать из атомного оружия”. Пресс-служба депутата назвала это фальшивкой, а вот сама экс-премьер заявила, что разговор настоящий, но смонтированный и поэтому смысл его искажён.
Вообще за последние полгода в интернет оказались вброшены подлинные либо смонтированные записи разговоров, в которых в различных комбинациях участвуют Пётр Порошенко, Игорь Коломойский, Александр Турчинов, Олег Царёв, Арсен Аваков, Анна Герман, Сергей Курченко, Савик Шустер. Самой громкой из “конфиденциальных записей” стал телефонный разговор президента Беларуси Александра Лукашенко с пранкером Вованом, говорившим от имени одного из сыновей беглого президента Украины Виктора Януковича.
За это же время в эфире были “отмечены” премьер Турции Реджеп Эрдоган, министры иностранных дел Эстонии Урмас Паэтт и Польши Радослав Сикорский, верховный представитель ЕС по международным делам Кэтрин Эштон.
Закон и порядок
Практически все попавшие в прессу записи разговоров смонтированы или добыты сомнительным путём. Заслуженный юрист Украины Юрий Мартыненко в интервью Корреспонденту напомнил, что по законодательству слушать телефонные разговоры имеют право только СБУ и МВД. Любым другим структурам, в том числе и частным, делать это запрещено.
“Детективные агентства, например, на это права не имеют никакого. Они вообще у нас запрещены законом и работают вне государства. О законности перехвата тех или иных переговоров сейчас вообще речь не идёт. Мы не можем об этом судить, потому что все материалы дел и данных украинских разведывательных управлений СБУ и МВД находятся под грифом Секретно”, — говорит Мартыненко и обращает внимание на особую ситуацию на юго-востоке, где украинские правоохранители ведут активный перехват эфиров и разговоров.
“Страна, можно сказать, в состоянии войны, поэтому такая прослушка может служить доказательством и в уголовном деле, и в суде. Не будет же наша СБУ просить разрешения на прослушивание телефонных разговоров у Гиркина и Безлера или у России. РФ слушает весь украинский эфир без разрешения, ну и мы тоже”, — поясняет эксперт.
Существующая постоянно дилемма использования записей “из интернета” в качестве доказательств или основания для уголовного преследования решается в случае необходимости с помощью судебно-фоноскопической экспертизы.
“У подозреваемых возьмут образцы голосов и с помощью специальных приборов сопоставят их с голосами на плёнке. И уже экспертиза будет делать выводы, которые и послужат неоспоримым доказательством вины или невиновности в зале суда”, — поясняет особенности украинского законодательства Мартыненко.
Новые технологии
Однако прецедентов, когда прослушка становилась поводом для разбирательств с вовлечением правоохранительных органов, нет. Как правило, цели подобного рода публикаций всегда были скорее политтехнологические — вызвать определённую реакцию у публики или донести до конкретных людей некое скрытое послание, понятное только им.
“Их [целей] может быть много: кто-то увидел для себя возможность получить выгоду от записи разговора и сделать самопиар или презентацию для захвата всё большей аудитории. Контент, добытый прослушкой, — это инструмент для поднятия рейтинга”, — считает политический брендолог, гендиректор Branding & Consulting VVV Вилена Воронова.
Публикация разного вида прослушки прежде всего несёт смысловую нагрузку и используется в политике для того, чтобы сформировать отдельное информационное поле и сфокусировать внимание публики на нужном предмете или явлении.
“Чем больше подобного рода публикаций, тем более рассредоточено внимание народа. А это мешает адекватно воспринимать и анализировать достоверность полученной информации”, — рассказывает политконсультант Киевского центра НЛП и тренингов Александр Саченко.
Если целью придания огласке чужих подслушанных разговоров является дискредитация того или иного лица, то такие технологии могут девальвировать любые моральные, деловые ценности конкурента, считает Воронова. Между тем она отмечает, что эффект от таких действий может быть совершенно неожиданным для заказчика “слива”.
“Тайный разговор политика — это один из способов скрытого воздействия на электорат. Но здесь тем, кто ведёт не совсем честную игру, нужно помнить, что всякое явление имеет биполярную природу. Ставя на минус, делая ставку на чёрный пиар, можно очень быстро добиться обратного эффекта. Зачастую именно чёрный пиар, направленный на конкретную персону, приносит последней огромные положительные дивиденды за счёт оппонента, условного врага”, — поясняет политбрендолог. Учитывая широкое проникновение мобильных устройств и коммуникационных сетей в нашу жизнь, эксперт также советует спокойно относиться к такому явлению, как прослушка.
С развитием информационных технологий совершенствуется и политтехнологический инструментарий донесения идеологических посылов, способов формирования образов политиков и их дискредитации. На смену телефонным разговорам идёт уже ставшая довольно популярной публикация личных переписок в соцсетях — настоящих и поддельных. Любителям политсериалов следует готовиться к новым, ещё более зрелищным формам выяснения отношений.
***
Этот материал опубликован в №29 журнала Корреспондент от 25 июля 2014 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.