Корреспондент: Педагогическая дилемма Антона Макаренко
В украинских школах 30 мая прозвенит последний звонок, затем начнутся вступительные экзамены в вузы, и страна в очередной раз заговорит о проблемах украинского образования. Главные обвинения: отечественные вузы не рассматривают подростка как личность, не развивают индивидуальные способности, не приветствуют творческий подход, и вообще работают по “совковым” шаблонам.
Между тем именно в Советском Союзе жил и работал педагог, предложивший собственное решение этих проблем и успешно воплотивший свою теорию на практике. Правда, тогда его идеи не нашли поддержки на уровне государства, и сейчас, спустя почти 100 лет, ситуация изменилась мало.
Если посмотреть, кто в XX веке получил в придачу к обязанностям еще и права, то в дополнение к темнокожим, женщинам и представителям сексуальных меньшинств нужно вспомнить и детей.
“Не жалей розги для сына своего”, “дети должны быть как картинка — их видно, но не слышно” — подобными тезисами определялось воспитание на протяжении многих веков.
Однако развитие психологии, появление учений Зигмунда Фрейда и Карла Густава, а также кардинальные изменения в традиционном обществе привели к тому, что все больше интереса стало уделяться попыткам понять ребенка и осознанно подготовить его к взрослой жизни.
На протяжении прошлого столетия появилось и умерло множество теорий правильного воспитания — начиная от идеи отрыва от семьи и заканчивая “естественным” родительством, копирующим обычаи первобытных племен. В этом море теорий и практик ЮНЕСКО выделило четырех педагогов, определивших способ педагогического мышления в ХХ веке. Среди них — украинец Антон Макаренко, автор Педагогической поэмы, известный своей работой с юными правонарушителями.
Темой дипломной работы Макаренко в Полтавском учительском институте был Кризис современной педагогики. Хотя тогда выходцу из семьи рабочего-маляра наверняка и не снилось, что искать выход из этого кризиса спустя всего несколько лет придется лично ему.
Работой с правонарушителями Макаренко занялся почти случайно. Губернский отдел народного образования в 1920 году предложил 32-летнему педагогу возглавить трудовую колонию для несовершеннолетних преступников в селе Ковалевка около Полтавы. Полуразрушенные постройки, отсутствие средств, горсточка коллег-учителей и полное непонимание, что делать с группой подростков с уголовным прошлым, доставшихся в воспитанники.
Вот как описывает Макаренко в Педагогической поэме первые месяцы существования колонии: “Длинными зимними вечерами в колонии было жутко... Я выпросил у завгубнаробразом наган для защиты от дорожных рыцарей, но положение в колонии скрывал от него. Я еще не терял надежды, что придумаю способ договориться с воспитанниками”.
В поисках истины Макаренко обложился педагогической литературой, но быстро понял, что теряет время: нужно было переходить к действиям. Первым таким действием стала затрещина воспитаннику, отказавшемуся от работы и хамившему воспитателю.
Этот поступок создал Макаренко репутацию сторонника телесных наказаний, хотя педагог во всех своих сочинениях категорически отрицал насилие как воспитательный метод. Инцидент оказался поворотной точкой: тот факт, что Макаренко просто вспылил, а не отослал нарушителя назад в тюрьму, заставило подростков начать диалог.
Каждому свое
Главным приемом работы с детьми, по мнению Макаренко, должны быть не шаблонные подходы и поучения, а метод удивления, или “взрыва”, когда та или иная проблема решается абсолютно неожиданным для участников способом.
Один из таких случаев описывает воспитанник Макаренко — Михаил Сухоручко: “Некоторые колонисты воровали жареные семечки у торговок. Макаренко терпеть не мог этого. Но как дать по рукам мелким воришкам? Выход оказался совершенно неожиданным: он отдал распоряжение подавать в столовой семечки тем воспитанникам, которые были замечены в краже”. Сработало: ребятам было стыдно представать ворами в глазах десятков приятелей.
При этом Макаренко постоянно уверял, что каждый случай должен быть сугубо индивидуальным и средство, подействовавшее с одним воспитанником, другого может просто не пронять, а третьего оскорбить. Оскорбления достоинства педагог стремился избегать, подчеркивая, что даже самый маленький ребенок достоин уважения.
Как выглядел этот индивидуальный подход в жизни, рассказывает другой воспитанник Макаренко, Семен Калабалин. Его и еще двоих “трудных” юношей перевели в колонию, где трудился великий педагог. Но способ “доставки” для каждого из них Макаренко выбрал свой.
Мелкого вора Плешова велел просто конвоировать: мол, его это не оскорбит, чести у него все равно нет. Ваню Колоса, участника банды атамана Ангела, попросил прислать одного, без конвоя. А за Калабалиным начальник исправительного учреждения приехал лично, вежливо поздоровался и отправил того самостоятельно получать продукты на всю колонию. Это произвело впечатление на мальчишку.
“Я не удивился бы даже, если бы меня стали бить. Но Макаренко знал или догадывался о том, что поразить, покорить меня могло только спокойное дружелюбие, только подчеркнутая уважительность — то есть то, к чему я совсем не привык”, — вспоминал воспитанник.
Однако психология психологией, но основой работы с трудными детьми по Макаренко были коллектив, труд и дисциплина.
“Я считаю, что существующая в детских домах система воспитания способна растить только иждивенцев и бездельников. И я убежден: только труд, только работа помогает мне создавать из этого, казалось бы, непригодного материала настоящих людей”, — спустя много лет писал Калабалин, пошедший по стопам Макаренко.
Заинтересовать воспитанников трудом апологет новой педагогики был просто обязан: поручив создать колонию, Наробраз не слишком заботился о ее материальном обеспечении. Поэтому сначала колонисты должны были обеспечить себя элементарным куском хлеба. На этом, по убеждению Макаренко, нельзя было останавливаться.
Пригласив на работу агронома Николая Фере, Макаренко поставил перед колонией задачу не только обеспечить свои текущие потребности, но и получить прибыль и создать действительно преуспевающее хозяйство. И этого колония им. Горького сумела добиться: многопольный севооборот дал высокую для того времени урожайность — 30 ц пшеницы с 1 га. А разведение породистого скота позволило получать и продукты, и деньги от продажи животных.
Передовое для своего времени хозяйство не предел возможностей для вчерашних беспризорных. Через несколько лет, руководя уже другим учреждением — коммуной им. Дзержинского под Харьковом, — Макаренко добился разрешения на строительство собственного завода, производящего электродрели или, как их тогда называли, сверлилки.
В начале 1932 года была выпущена первая электродрель ФД-1, а вскоре завод наладил выпуск электрошлифовалки ФД-2, а также электродрелей ФД-3 и ФД-4 по образцу американской Black & Decker.
Однако и это точное производство не показалось Макаренко пределом — в 1932-м он решил, что завод коммуны должен выпускать фотоаппараты по примеру немецкой Leica, самой популярной тогда модели. Уже к концу года под руководством специалистов из экспериментально-конструкторского бюро харьковского НИИ метрологии и стандартизации на местном заводе Оружейник собрали три первых опытных фотоаппарата ФЭД (Феликс Эдмундович Дзержинский), а спустя два года коммунары начали выпускать его серийно на своем заводе.
Как мог педагог не просто отучить бывших беспризорников и малолетних преступников от воровства, но и мотивировать их к созданию высокоточного оборудования, с которым не справился бы иной квалифицированный рабочий?
Во-первых, инициатива зачастую шла не от взрослых, а от самих воспитанников. Еще в колонии им. Горького была организована система отрядов, и все главные решения принимались на совете командиров, без согласия которого даже заведующий колонией не мог предпринять ничего важного. Самостоятельно приняв решение, коллектив был заинтересован в его выполнении.
Во-вторых, основой воспитания по-макаренковски являлась дисциплина.
“Допускается: возможно, что личность будет правильно действовать исключительно в силу положительных побуждений. Это абсурд. Как только начинается действие, требуется его порядок и завершение, постоянство, хладнокровие и стойкость”, — писал педагог.
Макаренко был уверен: дисциплина не противоречит свободе.
“Свобода — это ваше спокойное движение по Тверской или Невскому, когда вы уверены, что трамвай идет по рельсам, автомобили и рысаки держат правую сторону, а семиэтажные дома выстроены под наблюдением строительных законов и не обрушатся на вашу голову”, — объяснял автор Педагогической поэмы.
Кроме того, в коммуне им. Дзержинского, которую курировал не Наробраз, а НКВД, воспитанники получали зарплату за свою работу. Поэтому питомцы, по словам Макаренко, “уже не выходили из детского дома в образе институтки, не умеющей жить, а обладающей только идеалами”.
Форма дружбы
Коллективизм, дисциплина, уважение к мнению ребенка и индивидуальный подход — по мнению Макаренко, этим правилам нужно следовать не только в работе с трудными детьми.
“Семейные дети нисколько не легче уличных. Количество морально отсталых среди семейных детей вовсе не меньше. Возьмите статистику комиссий по делам несовершеннолетних, и вы увидите, что количество преступлений семейных детей до конца подавляет преступления беспризорных, а ведь они живут в гораздо лучших условиях”, — писал педагог.
В своей Книге для родителей он призывал пап и мам начинать воспитание детей с воспитания самих себя.
“Вы должны быть не только отцом и шефом ваших детей, вы должны быть еще и организатором вашей собственной жизни, ибо вне вашей деятельности как гражданина, вне вашего самочувствия как личности не может существовать и воспитатель”, — объяснял Макаренко.
Браться за ремень он считал последним делом.
“В самом лучшем случае вы похожи на обезьяну, воспитывающую своих детенышей”, — обращался педагог к сторонникам телесных наказаний.
Как считал Макаренко, каждый родитель должен научиться отдавать распоряжения, уметь не прятаться от них ни за спиной родительской лени, ни из побуждений семейного пацифизма.
“А если вы еще научитесь различать действительные и фиктивные потребности детей, то вы и сами не заметите, как ваше родительское распоряжение сделается самой милой и приятной формой дружбы между вами и ребенком”, — заключал учитель.
За восемь лет управления колонией Макаренко выпустил в свет несколько сот рабочих и студентов.
“Посреди общего моря расхлябанности и дармоедства одна наша колония стоит, как крепость”, — гордился он.
Правда коллеги не оценили стараний педагога.
“Меня сейчас едят... Даже не за ошибки, а за самое дорогое, что у меня есть, — за мою систему. Ее вина только в том, что она моя, что она не составлена из шаблонов”, — жаловался Макаренко писателю Максиму Горькому.
А вот обвинения как раз были шаблонными для тех времен — “идеология не выдержана”, “нет классовой установки”.
В 1928-м с жесткой критикой системы Макаренко выступила Надежда Крупская, и вскоре Макаренко отстранили от руководства колонией им. Горького. Удивительно, но поддержал его в этой ситуации НКВД. Именно руководитель НКВД Украины Всеволод Балицкий оставил педагога руководить коммуной им. Дзержинского (она подчинялась этому ведомству), где тот и проработал до 1935 года. А осенью 1936-го Балицкий вычеркнул Макаренко из списка лиц, обвиненных в троцкизме.
Впрочем, если самого Макаренко это и спасло, то конец его системе пришел практически со смертью ее создателя в 1939 году. Пару десятилетий спустя великого педагога продолжали копировать его ученики — Семен Калабалин, Леонид Конисевич и другие, работавшие в различных детских учреждениях СССР.
Однако широкого распространения взгляды Макаренко не получили. И даже признание ЮНЕСКО не сняло с него ярлык сторонника “казарменной педагогики”, как назвала его систему вдова создателя СССР Владимира Ленина Крупская.
***
Этот материал опубликован в №20 журнала Корреспондент от 23 мая 2014 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.
